— К сожалению для нас обоих, знаю. Это вам не все известно. Переводчик Иоанна Двадцать третьего — отец Андрей Тибор — переписал весь текст третьего откровения к себе в блокнот и потом перевел его. Оригинал он отдал Папе, но уже потом заметил, что написанное отпечаталось на следующей странице блокнота. Он, как и я, имел скверную привычку слишком сильно нажимать на перо. Тибор обвел слова карандашом и переписал их еще раз. На одну страницу первоначальный текст сестры Люсии. На другую — свой перевод.
Климент поднял лист бумаги, который держал в руке, вверх.
— Вот это факсимиле он недавно прислал мне.
На лице Валендреа не дрогнул ни один мускул.
— Можно посмотреть?
Климент улыбнулся:
— Пожалуйста.
Тот взял листок. И тут же его охватила тревога. Те же десять строк по-португальски, которые он видел тогда на исписанных женским почерком страницах и которые он по-прежнему не мог прочесть.
— Португальский был ее родным языком, — сказал Климент, — я сравнил стиль и начертание букв на факсимиле отца Тибора с первой частью откровения, которую вы так любезно оставили в футляре. Они совершенно идентичны.
— А есть перевод? — спросил Валендреа, стараясь казаться спокойным.
— Да, достопочтенный отец прислал и его.
Климент кивнул в сторону сейфа:
— Он там, где ему и надлежит быть.
— Фотокопии записей сестры Люсии были опубликованы в двухтысячном году. Отец Тибор мог просто подделать ее почерк.
Валендреа показал на бумагу:
— Вдруг это подлог?
— Я знал, что вы так скажете. Но это не так, и вам это доподлинно известно.
— Так вы поэтому все время ходили сюда? — уже не сдерживаясь, спросил Валендреа.
— А что бы вы делали на моем месте?
— Не стал бы придавать письму значения.
Климент покачал головой:
— Я не мог. В письме Тибор задал мне один простой вопрос: почему церковь лжет? Вы знаете ответ. Никто не лгал. Просто когда Иоанн Павел Второй сообщил миру третье Фатимское откровение, никто, кроме отца Тибора и вас, не знал, что это неполный текст.
Валендреа отступил назад и, засунув руку в карман, быстро вытащил зажигалку, которую захватил, спускаясь в архив. Язычок пламени вылетел молниеносно. Он поджег письмо и бросил горящий лист бумаги на пол.
Климент не пытался его остановить.
Валендреа растоптал ногами черный пепел с такой яростью, как будто только что выдержал сражение с самим дьяволом. Посмотрел Клименту в глаза:
— Отдайте мне перевод этого безумца.
— Нет, Альберто. Он останется в сейфе.
Его первым побуждением было оттолкнуть старика и сделать то, что требовалось. Валендреа прошиб пот. Но тут в дверях хранилища появился дежурный префект.
— Заприте сейф, — приказал Климент, и архивист бросился исполнять приказание.
Папа взял Валендреа под руку и вывел из хранилища. Тот мог вырваться, но присутствие архивариуса вынуждало его демонстрировать уважение к Папе. Только вне комнаты, среди стеллажей, где префект уже не видел их, он наконец сумел высвободиться от хватки Климента. Валендреа стоял, тяжело дыша, и гневно смотрел на Папу.
Папа сказал:
— Я хотел показать вам, что вас ожидает.
Но Валендреа не мог понять одного:
— Почему вы дали мне сжечь бумагу?
— Вы ловко все проделали. Выкрасть из архива две страницы! И никто бы ничего не узнал. Павлу оставалось недолго, и вскоре он оказался в могиле. Сестре Люсии запретили общаться с миром, и она умерла тоже. Никто не знал, что было в футляре, никто — кроме никому не известного переводчика-болгарина. Но к тысяча девятьсот семьдесят восьмому году прошло уже столько лет, что о переводчике вы совсем забыли. Кроме вас, ни одна душа бы не узнала о существовании этих двух страниц. А даже если бы кто-то что-то заподозрил, мало ли бумаг пропадает в наших архивах? Если бы даже нашелся тот переводчик, но без самого текста, как бы он смог что-то доказать? Пустая болтовня, слухи.
Валендреа не собирался отвечать. Он повторил свой вопрос:
— Почему вы дали мне сжечь бумагу?
После паузы Папа произнес:
— Скоро узнаете.
И когда префект захлопнул дверь хранилища, Климент медленной шаркающей походкой двинулся прочь.
Бухарест
11 ноября, суббота
6.00
Катерина плохо спала. Болела шея после нападения Амбрози, и она была вне себя от злости на Валендреа. Сначала она хотел послать государственного секретаря куда подальше и все рассказать Мишнеру. Но это нарушит хрупкое перемирие, установившееся между ней и Колином. Колин ни за что не поверит, что она вступила в союз с Валендреа только для того, чтобы снова оказаться с ним! Он сочтет это обычным предательством.
Том Кили правильно сказал про Валендреа. Он просто амбициозный негодяй. Кили даже не знал, насколько он прав, подумала она, глядя на потолок неосвещенной комнаты и растирая распухшую шею. Но Кили оказался прав и еще в одном. Он как-то сказал ей, что все кардиналы делятся на тех, которые хотят стать папами, и тех, которые очень хотят стать папами. Она добавила к списку еще одну, третью категорию — те, которые жаждут стать папами.
Такие, как Альберто Валендреа.
Она ненавидела себя. Она обманула доверие Мишнера. Он не умел притворяться или быть неискренним. Может, это и привлекало ее в нем. Жаль, что церковь не разрешает своим клирикам быть счастливыми. Жаль, что они не были и никогда не будут свободными. Будь проклята эта Римская католическая церковь! И Альберто Валендреа вместе с ней.