Третий секрет - Страница 5

Решительная позиция Кили придала смелости многим американским епископам. В прошлом году значительная часть клириков стали почти открыто поддерживать его идеи. Многие сегодня готовы выступить против приверженности обветшавшим средневековым догмам. Как неоднократно заявлял Томас Кили, церковь в Америке переживает кризис из-за своих устаревших идей. Верующим надоели дискредитированные священники и надменные лидеры. Его слова о том, что Ватикану нужны лишь деньги американцев, а не их влияние, нашли отклик. Он проповедует как раз тот здоровый прагматизм, который так близок западному сознанию. И теперь знаменитый бунтарь желает дать бой ревнителям традиций. За поединком между Томасом Кили и церковью будет следить вся мировая пресса и миллионы людей по всему миру.

Но сначала Мишнеру предстояло пережить еще один поединок.

Он отвернулся от окна и посмотрел на Климента, отгоняя мысль, что его старый друг может скоро умереть.

— Как вы себя чувствуете, Святой Отец? — спросил он по-немецки.

Наедине они всегда говорили на родном языке Климента. Почти никто из служащих папской резиденции не понимал этого языка.

Папа осторожно взял фарфоровую чашку и не спеша сделал глоток эспрессо.

— Странно, что, живя посреди такого величия, совершенно его не ценишь.

Ему и раньше был свойственен скептицизм, но в последнее время это стало более заметно.

Климент поставил чашку на блюдце. Фарфор жалобно звякнул.

— Вы нашли в архиве сведения?

Мишнер отошел от окна и кивнул.

— Вам пригодились отчеты о Фатимском чуде?

— Нисколько. Я нашел более интересные документы.

Странно, подумал Мишнер, Папа уже не в первый раз осведомляется об этих отчетах. Видимо, придает им значение.

Папа как будто читал его мысли:

— Вы ведь никогда не задаете вопросы?

— Вы бы сами сказали мне, если бы считали нужным.

За последние три года Папа сильно изменился — заметно ослаб, стал бледнее. Климент всегда был невысоким и худощавым. Но сейчас, глядя на него, складывалось впечатление, что тело его как будто что-то гложет изнутри. Его голова, прежде увенчанная густой копной каштановых волос, теперь была покрыта лишь короткими седыми прядями. Лицо, украшавшее некогда обложки газет и журналов, когда он улыбался с балкона собора Святого Петра после своего избрания, вытянулось и сделалось почти карикатурным. Щеки утратили свой здоровый цвет, стали похожи на пергаментную бумагу. Когда-то едва заметная родинка на лице превратилось в огромное безобразное пятно, которое пресс-службе Ватикана приходилось старательно ретушировать на всех его фотографиях. Тяготы престола святого Петра сделали свое дело, безжалостно состарив человека, который еще недавно регулярно поднимался в баварские Альпы.

Взгляд Мишнера упал на кофейный поднос. Он еще помнил те времена, когда их завтрак состоял из йогурта, колбасы и черного хлеба.

— Почему вы ничего не едите? Стюарт сказал, что вы вчера не ужинали.

— Не будь паникером.

— Почему вы не едите?

— К тому же еще и упрямым.

— Оттого что вы не отвечаете на вопросы, я не стану меньше волноваться.

— А из-за чего ты волнуешься, Колин?

Он хотел сказать о новых морщинах, появившихся на лбу Климента, о его нездоровой бледности, о венах, выступающих на кистях и запястьях старика. Но вместо этого просто сказал:

— Из-за вашего здоровья, Святой Отец.

Климент улыбнулся:

— Ты всегда уходишь от прямого ответа.

— Бесполезно спорить со Святым Отцом.

— Ах, опять эта непогрешимость. Я же всегда прав.

Секретарь решил принять вызов:

— Не всегда.

Климент усмехнулся:

— Ты нашел в архиве нужное имя?

Мишнер достал из-под сутаны свои записи, сделанные перед тем, как он услышал в кабинете странный звук. Протянул их Клименту:

— Там снова кто-то был.

— Ничего удивительного. Здесь многие бывают. — Папа, шевеля губами, медленно читал записи. Вдруг произнес вслух: — Отец Андрей Тибор.

Из многолетнего опыта общения с Папой Мишнер отлично знал, чего от него ждут.

— Бывший священник, живет в Румынии. Я проверил досье. Все пенсионные документы по-прежнему высылаются ему на тот же адрес.

— Ты должен встретиться с ним.

— Вы не объясните мне зачем?

— Пока нет.

За последние три месяца Климент очень устал. Старик явно хотел это скрыть, но после двадцати четырех лет дружбы ничто не могло ускользнуть от внимательного помощника. Он точно помнил, когда у него впервые появились эти дурные предчувствия. Как раз после посещения хранилища, где за запертой железной решеткой стоял старинный сейф.

— А я могу узнать, когда вы мне все объясните?

Папа поднялся с кресла.

— Сначала молитва.

* * *

Они покинули кабинет и молча прошли по четвертому этажу, остановившись перед открытой дверью. Находящаяся за ней часовня сверкала белым мрамором, окна, украшенные цветными мозаиками, изображающими крестный путь Христа, радужно переливались. Климент приходил сюда каждое утро для короткой молитвы. Никто не имел права мешать ему. Пока Папа общался с Богом, все остальное не имело значения.

Мишнер служил Клименту с начала его карьеры еще в те времена, когда энергичный немец стал сначала архиепископом, затем кардиналом, а затем государственным секретарем Ватикана. Он сам поднимался, рос вслед за своим наставником — от семинариста до священника, потом до монсеньора, но самый резкий скачок в его карьере случился тридцать четыре месяца назад, когда священная коллегия кардиналов избрала кардинала Якоба Фолкнера двести шестьдесят седьмым преемником святого Петра. Фолкнер сразу назначил Мишнера своим личным секретарем.