Он выдержал паузу.
— Я думаю, нет.
Валендреа отпил глоток кофе. Затем он поставил чашку на стол и спокойно обратился к архивариусу:
— Насколько я понимаю, ваше преосвященство, всем ясно, за кого вы голосуете.
— Это мое последнее голосование, и я хочу, чтобы мой голос услышали, — заявил старик.
Он пренебрежительно склонил голову.
— Это ваше право, ваше преосвященство. Я не стану мешать вам.
В центр зала выступил Нгови.
— Думаю, что хватит дебатов. Давайте закончим завтрак и вернемся в капеллу. Там мы сможем более подробно все выяснить.
Никто не стал ему возражать.
Валендреа был доволен этой дискуссией.
Небольшое оживление пойдет только на пользу.
Меджугорье, Босния и Герцеговина
29 ноября, среда
9.00
Катерина начинала беспокоиться. Уже час как она проснулась и увидела, что Мишнера рядом нет. Прошла гроза, но утро обещало быть теплым, хотя и пасмурным. Сначала она решила, что он спустился выпить кофе, но когда несколько минут назад она зашла в столовую, его там не оказалось. Она спросила у женщины-портье, но та ничего не знала. Думая, что он мог пойти в церковь Святого Якова, она направилась туда. Но Мишнера нигде не было. Уйти и не сказать куда было не в привычках Колина, а его сумка, бумажник и паспорт остались в номере.
Катерина стояла на оживленной площади перед церковью и раздумывала: не попросить ли помощи у патрульных солдат? Уже начали приходить автобусы с новыми партиями паломников. На улицах появлялся первый транспорт, торговцы открывали свои магазины.
Накануне они провели прекрасный вечер. Их разговор в ресторане придал ей сил, а то, что последовало за ним, сблизило их еще больше. Она уже решила ничего не рассказывать Альберто Валендреа. Она приехала в Боснию, чтобы быть с Мишнером, а не за тем, чтобы шпионить за ним. Пусть Амбрози и Валендреа думают о ней, что хотят. Она рада, что оказалась здесь. Теперь ей безразлична карьера журналистки. Она уедет в Румынию и будет помогать тем детям. Пусть ее родители гордятся ею. Пусть и она гордится. Пусть впервые в жизни сделает что-то хорошее.
Все эти годы Катерина винила Мишнера, но сейчас поняла, что в случившемся виновата и она. И виновата больше, чем он. Мишнер любил Бога и церковь. Она любила только себя. Но теперь все будет по-другому. Она сделает все для этого. За ужином Мишнер посетовал, что никогда не спасал ничьей души. Возможно, он ошибался. Ее душа станет первой.
Она перешла улицу и поискала его в туристическом павильоне. Но там никто не видел человека, похожего по описанию на Мишнера. Она прошла по тротуару, заглядывая в магазины в надежде, что он расспрашивает там об остальных очевидцах. Затем инстинктивно посмотрела в ту сторону, куда они ходили вчера, вдоль тех же рядов белых оштукатуренных домиков с красными черепичными крышами, где жила Ясна.
Подойдя к ее дому, Катерина постучала. Ответа не последовало.
Катерина вернулась на тротуар. Ставни дома закрыты. Она немного подождала, не покажется ли внутри какой-то признак жизни, но в доме было тихо. Катерина не заметила машины Ясны около дома.
Она побрела обратно в гостиницу.
Из дома напротив выскочила женщина и закричала по-хорватски:
— Это ужасно! Ужасно! Помоги нам, Боже!
Неподдельное страдание в ее голосе встревожило Катерину.
— В чем дело? — крикнула она, напрягая все свои познания в хорватском языке.
Пожилая женщина остановилась. В ее глазах застыл испуг.
— Ясна. Ее нашли на горе у креста, ее ударило молнией!
— Она жива?
— Я не знаю. За ней пошли.
Женщина совершенно обезумела и находилась на грани истерики. Из ее глаз текли слезы. Она постоянно крестилась и сжимала в руке четки, между всхлипываниями бормоча молитвы.
— Матерь Божья, спаси ее. Пусть она не умрет. Она благословенна.
— Там все так серьезно?
— Когда ее нашли, она едва дышала.
Катерину осенила страшная догадка.
— А она была одна?
Женщина как будто не услышала вопроса и продолжала бормотать молитвы, прося Бога спасти Ясну.
— Она была одна? — повторила Катерина побелевшими губами.
Женщина смотрела на нее, с трудом пытаясь понять вопрос:
— Нет. Там был еще какой-то человек. Его тоже ударило молнией. Как и ее.
Ватикан
29 ноября, среда
9.30
Валендреа поднимался по лестнице к Сикстинской капелле, думая, что престол почти у него в руках. Ему может помешать только кардинал из Кении, пытающийся продолжать неудачную политику папы-самоубийцы. Если бы это зависело от Валендреа и было бы осуществимо за один день, то тело Климента немедленно убрали бы из собора Святого Петра и отправили обратно в Германию. Может быть, это удалось бы проделать на основании собственного завещания Климента — его текст был опубликован неделю назад, — где он сам просил, чтобы его похоронили в Бамберге. Это можно было бы представить как исполнение церковью последней воли своего умершего понтифика, и такая мера наверняка встретила бы всеобщее одобрение. А главное — священное место оказалось бы избавленным от останков человека, проявившего недостойное малодушие.
Он продолжал думать о случившемся за завтраком. Наконец-то все усилия Амбрози, потраченные им в течение последних лет, начали приносить плоды! Это Паоло предложил установить подслушивающие устройства. Сначала Валендреа опасался, что их могут обнаружить, но Амбрози оказался прав. Надо его наградить. Валендреа пожалел, что не взял его на конклав, но Амбрози остался снаружи с приказанием убрать за время избрания Папы все магнитофоны и жучки. Лучшего времени для этого не придумать — Курия бездействовала, и всеобщее внимание приковано к Сикстинской капелле.